Ларионова Алла Дмитриевна

Биография Ларионовой Аллы Дмитриевны

Ларионова Алла Дмитриевна (19.02.1931, г. Москва – 25.04.2000, г. Москва) – советская актриса кино и театра.

Вступление

Матушка-природа не поскупилась и одарила ее по высшему разряду. У нее была не просто хорошая фигура, но стан, не глаза, но очи, не волосы, но роскошная грива, не губы, но «сплошное целованье» (совсем по Марине Цветаевой). Однако Алла Ларионова всегда относилась к своей внешности с иронией. Чего нельзя сказать о представителях сильного пола, которые при малейшем взмахе ресниц кинодивы, опережая друг друга, укладывались у ее ножек. Сама собой напрашивалась мысль о том, что такая женщина должна жить как в сказке.

Детство

Алла Ларионова родилась 19 февраля 1931 года в Москве на Спартаковской улице, прямо напротив Елоховской церкви. Ее родители познакомились в дивизии Котовского, где воевали в Гражданскую войну. Отец работал директором райпищеторга и был настоящим коммунистом. Мама закончила всего четыре класса и работала завхозом в детском саду.

Во время войны отец ушел в ополчение, а мама с девятилетней Аллой эвакуировались в Татарию, в город Мензелинск. Мама боялась вшей и часто водила дочь в знаменитые Мензелинские бани, воспетые Мусой Джалилем. Через много-много лет ей, уже взрослой женщине, почему-то больше всего вспоминалось, как больно мама терла ее мочалкой... Мама работала день и ночь, а тоненькая девочка с белыми косичками часто выступала перед ранеными в местном госпитале, читала стихи. Позже она узнала, что лежал в мензелинском госпитале и Зиновий Гердт. Вряд ли он запомнил девочку с фиалковыми глазами, но через много лет они встретились на съемках картины «Фокусник»...

Отец Аллы Ларионовой мог бы не вернуться с войны. Он попал в окружение, и в каком-то селении его спасла пожилая женщина: когда немцы вели по деревне пленных, она бросилась к ним с просьбой отдать ей брата – отца Аллы. Почему-то немцы ей поверили... Потом эта женщина – ее звали Пелагея – приезжала к Ларионовым в Москву, и семья всю жизнь была ей благодарна.

«Мой отец, – вспоминала впоследствии Алла Дмитриевна, – как и многие в то время, был коммунистом. А я, как и все советские школьники, была сначала пионеркой, потом комсомолкой. Помню, когда меня приняли в пионеры, какая это радость была! Прибежала домой, показываю бабушке красный галстук и кричу: «Бабушка, посмотри!». А она ни слова не сказала, только посмотрела с укоризной, отвернулась и вышла из комнаты. Я не могла понять, почему, и так обидно было – до слез».

Став звездой экрана, Ларионова признавалась, что в детстве мечтала работать... дворником. Эта профессия казалась ей необычайно романтичной: в любое время года вставать, когда все еще спят, и шуршать метлой, сгребая осенью опавшие листья, а зимой убирать снег лопатой. Но на самом деле она с детства была буквально обречена стать актрисой. В таких случаях говорят: на роду написано. «Моя мама, – рассказывала Алла Дмитриевна, – всю жизнь проработала в детских учреждениях. Летом с детским садом и мамой я выезжала на дачу. Как-то к нам приехала ассистент режиссера, которая искала детишек для съемок. Она долго упрашивала маму отпустить меня в кино, но мама не согласилась».

Актриса массовок

Однако судьба подкараулила свою жертву, восьмиклассницу Аллочку Ларионову, на улице, приняв облик очередного ассистента режиссера по актерам: «Девочка, хочешь сниматься в кино?». На этот раз согласие мамы не потребовалось, потому что девочка тут же ответила: «Да!». Она была тогда достаточно высокой, курносой, с косичками и веснушками. Ларионову поставили на учет в актерский отдел «Мосфильма» и стали приглашать в массовку. Поскольку сниматься иногда приходилось и ночами, учебу она совершенно забросила, школу еле-еле вытянула на тройки. Уже будучи знаменитой актрисой, часто видела себя маленькой девочкой в картине Райзмана «Поезд идет на Восток», который нередко показывали по телевизору...

Первые шаги будущей звезды

Окончив школу, Алла, не раздумывая, подала документы сразу в два института – ГИТИС и ВГИК. В ГИТИСе экзамены принимал Гончаров: «А он такой красивый был! Я от волнения забыла текст, который должна была читать. И он так не без ехидства меня спрашивает: «Девочка, сколько тебе лет?» – «17», – говорю. А он: «Так в 17 лет надо память получше иметь...».

Во ВГИКе набирал курс Сергей Аполлинариевич Герасимов. Ларионова ему категорически не понравилась. «У нее нос большой, – сказал мэтр жене и пожизненной своей ассистентке, «Хозяйке Медной горы» Тамаре Федоровне Макаровой, – и губы. Она некрасивая и нефотогеничная». Но Макарова, которой девушка приглянулась, уговаривала: «Сереженька, присмотрись к ней повнимательней, она славненькая – какие глазки, какие волосики!». И убедила. Но обо всем этом Алла Дмитриевна узнала позже.

Гадкий утенок довольно быстро превратился в прекрасного лебедя – самого красивого не только на курсе у Герасимова, но и во всем советском кино 50-х.

Дебют в кино

Сниматься Ларионова начала еще студенткой. Когда ее пригласили на роль Любавы в картину Александра Птушко «Садко» (1952), Сергей Аполлинариевич не отпускал – он вообще ревностно относился к съемкам своих студентов. И снова помогла Макарова, уговорила. Фильм имел потрясающий успех! Ошеломляющая славянская красота Аллы Дмитриевны нисколько не проигрывала рядом с экзотической внешностью молоденькой жены Вертинского Лидии.

Во время съемок картины «Садко» судьба свела Аллу с красавцем-актером Иваном Переверзевым, знаменитым киногероем тех лет. Успех фильма «Первая перчатка» (1947) плюс необыкновенно мужественная внешность – этого было достаточно, чтобы пришла любовь. Роман продолжался достаточно долго, но жениться Переверзев не собирался.

Венецианский кинофестиваль 1953 года

В 1953 году творческую группу фильма «Садко» пригласили на знаменитый Венецианский фестиваль, что было невероятным событием – до 1947 года советских кинематографистов на фестивали за рубеж вообще не звали, да и после этого особым вниманием не баловали. Перед поездкой делегацию принимал Анастас Микоян – инструктировал, разъяснял, напутствовал... Отгороженные от всего мира, они были морально готовы увидеть совершенно другую, роскошную и сказочную жизнь, но западная действительность превзошла все, даже самые фантастические, ожидания. Для Ларионовой знакомство с другим миром началось с поистине курьезного случая...

В гостинице она решила принять ванну, долго крутила какие-то краны и нажимала на кнопки. А когда намылила мочалку, увидела, что та почему-то не мылится. Оказалось, она пустила в ванну морскую воду. Сильнейший шок вызвали у будущей звезды и... чулки горничной. «Я даже расплакалась, – рассказывала она впоследствии, – у меня таких никогда не было! Мы все больше носили простые, в резиночку...». Да что чулки! Всем нашим актрисам, приглашенным в Венецию, и платья-то перед самым отъездом пошили... из одинакового материала! Слава Богу, хоть фасоны были разные, да еще туфлями друг с другом обменивались, вот и создавалось впечатление разнообразия. Платья же по возвращении в Союз они должны были сдать...

Ее успех в Венеции был фантастическим! Журналисты писали о Ларионовой взахлеб и исключительно в превосходной степени: «Самая молодая, самая веселая, самая красивая!», а еще: «Солнце Венеции в волосах у Аллы». После конкурсного показа фильма «Садко», получившего главную награду фестиваля – «Золотого льва», на нее буквально накинулись режиссеры и продюсеры, но на все приглашения сниматься за нее отвечали официальные лица: «Что вы?! Что вы?! Она у нас одна на весь Союз, у нее все съемки расписаны до 2000 года!». Естественно, ничего подобного на самом деле и в помине не было. Ей было больно и обидно: красивая сказка закончилась, едва начавшись! Возвращаясь домой, она горько плакала в самолете: «Прощайте, все мои мечты, возвращаюсь к серым будням!». Но прямо у трапа самолета ее ожидало приятное известие: Ларионова была утверждена на главную роль в фильме «Анна на шее».

«Анна на шее»

Конечно, главный фильм Ларионовой – экранизация чеховского рассказа «Анна на шее» (1954), где актриса сыграла красивую, но бедную Анюту, осознавшую, что ее красота стала предметом торга, и единственный выход – продать подороже. В роли князя в этом фильме снялся сам Александр Вертинский – обладатель аристократических манер и «княжеской» осанки. Вертинский и Ларионова прекрасно смотрелись вместе. Высшим проявлением сексуального влечения в кино той поры стала знаменитая чеховская фраза, произнесенная Вертинским с неподражаемым парижским прононсом: «Как я завидую этим цветам...» (имелся в виду букетик, приколотый к пеньюару Анюты).

Вертинский был для нее живой легендой, сошедшим с небес божеством. Никогда прежде она не видела таких мужчин: он поразил воображение юной звезды врожденным аристократизмом, безукоризненными манерами, шармом и каким-то иным, несоветским складом ума. Вертинский очень любил молодежь, и когда в его номере собиралась шумная компания, рассказывал многочисленные истории из своей жизни.

Там, на съёмках, она также познакомилась с Михаилом Жаровым, который был кумиром ее детства. «Однажды, – вспоминала Ларионова, – мы с девчонками пришли во Дворец культуры, где должны были выступать живые знаменитости. В фойе меня кто-то толкнул в плечо. Оборачиваюсь – батюшки! Это же сам Жаров! Он погладил меня по голове и спросил: «Я тебя не сильно ушиб, деточка?». Когда мы встретились на съемочной площадке, я рассказала про этот случай Михаилу Ивановичу. Он долго смеялся: «Ну если бы я знал, Аллочка!».

Почему-то очень долго – целый месяц – снимали сцену бала. Работали ночами, потому что днем артисты оперетты, составляющие массовку, были заняты. Жаров просил Ларионову: «Ты соберись, чтобы сделать все за один дубль, а то мне врача придется вызывать!». Но танцевал он, по словам Аллы Дмитриевны, лучше всех. А она приходила домой под утро на опухших от танцев ногах, долго вынимала из волос кучу шпилек и без сил валилась в постель.

Кстати, о постели. Роскошный будуар изнеженной героини снимали в гараже «Мосфильма». На улице было -40°C, температура на съемочной площадке ненамного выше. Поэтому, как только объявляли перерыв, Ларионова, снимавшаяся в легком пеньюаре, тут же ныряла под одеяло. А после команды «Мотор!» с тяжелым вздохом из-под него вылезала. Что же до кровати гигантских размеров, то ее на время съемок одолжили у известного своими солидными габаритами Евгения Моргунова. «В моей постели спала Алла Ларионова», – шутил он. Кто знает, может, так и рождались слухи о многочисленных романах Ларионовой?

«Анна на шее» была звездным часом Ларионовой! Роскошная красавица в бальном платье, беззаботно танцующая мазурку с самим Жаровым, поразила воображение всех зрителей без разбора. Она действительно была абсолютно, невероятно, сказочно хороша! Затем последовала шекспировская «Двенадцатая ночь», в которой Алла сыграла графиню Оливию. В нее влюблялись, теряли голову, сходили с ума. А знаменитая актриса, безраздельно царившая в мужских грезах, жила с родителями в... полуподвале. «Ванна – прямо на кухне. Мы прорубили два окна на улицу, чтобы было посветлее, но пришлось их держать все время зашторенными. На меня лезли в окна посмотреть с улицы поклонники. Когда весной сошел снег, у наших окон мы нашли калоши, сигареты, носовые платки и прочие потерянные вещи... А однажды мою машину понесла толпа вместе со мной».

Сплетни. Запрет сниматься

Много слухов ходило тогда вокруг красавицы Ларионовой. Тогдашний министр культуры Александров не мог обойти своим вниманием актрису.

«Как-то министр был в нашей студии на «Ленфильме», – вспоминала Алла Дмитриевна. – Увидел меня и застыл как вкопанный и простоял так все время, пока я пробовалась на роль Оливии в «Двенадцатой ночи».

В список «гарема» бывшего министра культуры молва занесла и Аллу Ларионову. Завистники утверждали, что Александров купал актрису в ванне с шампанским. Разбираться, правда это или нет, никто не стал. И на все киностудии было разослано уведомление, согласно которому приглашать Ларионову на съемки отныне запрещалось.

Актрису надолго отлучили от кино, как обычно, ничего не объясняя. Она была утверждена на роль Василисы в фильме Александра Птушко «Илья Муромец». Режиссер каждый день звонил ей, недоумевая, почему она не приезжает в Ялту на съемки. А Ларионова не могла выехать: в Театре киноактера, где она числилась в штате, не подписывали командировку и не выдавали суточных. Уехать без документов – уволят за прогулы. Потом телефон в ее коммунальной квартире замолчал.

«Это страшно угнетало. Я попыталась что-то выяснить, и мне такого наговорили про мои отношения с Александровым, что у меня волосы дыбом встали...»

Многие ее бывшие «друзья», прослышав о негласном решении не снимать больше актрису в кино, куда-то исчезли...

Узнав о том, что она попала в черный список, Ларионова написала письмо новому министру культуры Михайлову и попросила разобраться с порочащими ее имя сплетнями.

«С трудом я заставила себя это письмо написать, – рассказывала Алла Дмитриевна. – Потом, собравшись с духом, позвонила в приемную. Ответил мужской голос, наверное, помощника. Я представилась и сказала: «Мне необходимо встретиться с министром!..» Говорила с таким напором, что голос в трубке, какое-то время помолчав, попросил перезвонить через несколько дней. В следующий раз сказали, что министр принять не сможет, но в министерстве меня выслушают. Я приехала. Меня встретили добрые молодцы с такой ухмылочкой на лице, что я разрыдалась. Оставила им письмо и убежала. Звоню неделю спустя и слышу радостное: «Алла Дмитриевна! Как хорошо, что Вы позвонили! Мы постараемся все исправить...» Через несколько дней в газете статья о предстоящей поездке во Францию большой делегации советских кинематографистов. И – глазам не верю – среди прочих имен мое...»

Новый министр написал ответ актрисе, в котором сообщал, что все выяснил и «уже отдал все соответствующие распоряжения».

Королева сердец

Ей не требовались ухищрения косметологов и парикмахеров – она была неправдоподобно, ослепительно красива и в полной мере сознавала это. Актриса Лариса Лужина вспоминала, как в брежневские времена встречалась с Ларионовой на концертах: «Алла была королевой! Она всегда очень небрежно снимала норковую шубу, которую подхватывал молоденький журналист и всюду за нею таскал. Он был очень маленького роста, тем не менее с обожанием следовал за Ларионовой как паж». Если она появлялась в театре или цирке, то представление уже никто не смотрел – все внимание было обращено на ложу, в которой сидела Ларионова.

Модные тогда открытки-фотографии Ларионовой из серии «Актеры советского кино» продавались миллионными тиражами, сотни писем шли со всего Союза. Некоторые – практически без адреса, часто на конвертах было написано: «Москва. Ларионовой». И они доходили до адресата! Не вымысел и то, что актрисе часто писали заключенные. Особенно запомнилось ей одно письмо. Человек, отбывающий наказание в колонии, написал приблизительно так: «Смотрел фильм с твоим участием. Скоро освобожусь, приеду. И если ты действительно такая, как в кино, я на тебе женюсь».

Николай Рыбников

Роман Аллы Ларионовой и Николая Рыбникова достоин того, чтобы считать его одним из самых трогательных любовных историй ХХ века. Говорят, абсолютного и безусловного счастья не бывает, как не бывает и всепоглощающей, одной на всю жизнь любви. Еще говорят, что в отношениях двоих один любит, а другой только позволяет себя любить, один целует, а другой только подставляет щеку. Пусть так! В их совместной жизни действительно именно она позволяла себя любить, но не становилась от этого менее счастливой. Впрочем, не все в этой истории было просто и однозначно.

Они познакомились еще в институте. Рыбников часто бывал дома у Ларионовых, был знаком с родителями, но на Аллу смотрел почти равнодушно – он был в то время увлечен другой девушкой. «Я плакала по ночам в подушку, – рассказывала Алла Дмитриевна, – а с его стороны не было даже намека. Потом я успокоилась, а Коля, наоборот, загорелся».

Он страдал по ней почти шесть лет... Однажды даже вешаться хотел. Рыбникова буквально вытащили из петли, когда их общий с Аллой сокурсник, Вадим Захаренко, рассказал, что якобы встречается (и не только!) с Аллой Ларионовой. «Хочешь, я тебе ее отдам, – смеялся Захаренко, – забирай!» Рыбников кинулся в драку. В тот раз он сломал себе палец, который неправильно сросся и напоминал ему об этой истории всю жизнь.

А после неудавшегося самоубийства Николаю вправлял мозги сам Герасимов. «С ума ты, что ли, сошел?! – кричал он на весь институт. – Это ж додуматься надо – вешаться из-за жабы!». «Она не жаба, – губы Рыбникова дрожали, – она красавица! Она же не виновата, что любит другого!». «А раз красавица, – строго сказал Герасимов, – завоюй!». И Николай начал завоевывать.

«И где бы я ни была, – вспоминала Ларионова, – за границей, на далеком хуторе, в полесских лесах – везде получала от него короткие телеграммы: «Люблю. Целую. Пью за твое здоровье». Он звонил и всегда говорил одно и то же: «Алла, помни, я тебя люблю…» Понятия не имею, как ему удавалось меня разыскивать, но, говоря современным языком, доставал. И достал!»

Конечно, простоватый, с рабочее-заводской внешностью, он проигрывал на фоне мужественного красавца Переверзева. Но Ларионова поступила, как велит народная мудрость: с лица не воду пить.

Замужество

Они расписались в Минске, где Ларионова снималась в «Полесской легенде», 2 января 1957 года. Рыбников приехал со съемок картины «Высота» 30 декабря и сказал: «Все, лапуся, идем расписываться!». Она подумала, что он сошел с ума: в праздничные дни все ЗАГСы закрыты, какая же может быть роспись?! Но 2 января все-таки поехали в ЗАГС.

Регистраторша умудрилась не узнать двух самых популярных артистов советского кино, сказала: «Заявление надо за месяц подавать, а так, с бухты-барахты, никто не женится!».

А возле ЗАГСа эскорт машин, свидетели, гости! Что делать? И тут кто-то вспомнил, что в Минске есть ЗАГС, расположенный как раз напротив кинотеатра, – уж там-то наверняка Ларионову и Рыбникова знают, а стало быть, пойдут навстречу. Там их действительно расписали. Это был брак под номером 1 – первый в новом году.

Не обошлось и без курьеза, о котором вспоминала Ларионова: «Регистраторша поставила в мой паспорт штамп и написала: «После замужества фамилия Рыбникова». Я ей говорю: «Что же Вы наделали! Вы же мне паспорт испортили». Она так удивилась: «Как, разве Вы не хотите взять фамилию мужа?». «Я, – говорю, – ничего не имею против Рыбниковой, но Ларионова уже состоялась – столько фильмов вышло с моим участием». Тогда она зачеркнула свою запись и написала: «Исправленному верить». Так я до обмена паспортов на новые – уже в 70-х годах – и ходила с почерканным паспортом».

В Дом кино на премьеру «Высоты» они пошли уже вдвоем. И когда герой фильма, которого тоже звали Николай, сказал с экрана: «Ну что, Коля, кончилась твоя холостая жизнь?», весь зал буквально взорвался аплодисментами.

Семья

Они прожили вместе 33 года... Трудно заглянуть в чужую жизнь, да, наверное, и не нужно. Ссорились ли они? Конечно. Живые же люди, а в жизни всякое случается, но до мордобоев, по словам самой Аллы Дмитриевны, не доходило – такой сценарий не для них. Ревновал ли он ее? А как можно было такую не ревновать?! Ларионова была красавицей на все времена и всегда нравилась мужчинам. Но если эта ревность и была, то знал о ней лишь сам Рыбников. Жену же он никогда и ни в чем не упрекал – ни в прошлых грехах, ни в настоящих.

Они вырастили двух дочерей – Алену и Арину (но ни одна из них не продолжила актёрскую династию). Алена родилась всего лишь через несколько месяцев после свадьбы – Алла выходила замуж беременной. Причем беременна она была не от своего жениха, а от Переверзева. Впрочем, страшной тайны из этого никто никогда не делал, да и сами супруги не придавали этому особого значения. Рыбников любил обеих дочерей одинаково.

Когда родители уезжали на съемки, с девочками оставалась мама Ларионовой Валентина Алексеевна. Однажды родители вернулись домой через месяц, одна из дочек посмотрела на маму и сказала: «Тетя!». Ларионова долго плакала. Тогда в семье решено было повесить на стенку большие портреты родителей. Бабушка показывала на них и внушала девочкам: «Это мама, это папа». Закончилось все конфузом. Однажды Алла Дмитриевна пришла с маленькой Аришкой в детскую поликлинику. И в очереди, сидя у мамы на руках, девочка вдруг показала на висящий на стене портрет Хрущева и закричала: «Папа! Папа!». Спасаться от любопытных взглядов пришлось бегством.

Однажды кто-то из журналистов спросил Аллу Дмитриевну, не жалеет ли она, ведь могла сделать в жизни более выгодную партию. Ларионова ответила: «Судьба, значит. У меня в жизни было много ситуаций и предложений. Но я не жалею. Коля был личностью... А главное, очень любил меня». Рыбников был однолюбом и гордился тем, что его жизнь укладывалась в бесхитростную схему: «Любимая женщина, любимый дом, любимая работа». Алла была не только любимой женщиной Рыбникова 1156 она была его божеством, да и, наверное, всей его жизнью. «Ну представьте себе, – вспоминала Ларионова, – в Москве кинофестиваль, на который приезжают Софи Лорен, Джина Лоллобриджида... А я только родила, да еще кормящая мать – поправилась, выгляжу плохо, по дому хожу в затрапезном халате. Говорю ему: «Коля, сходи посмотри, там такие женщины красивые!». А он отвечает: «Ты что, с ума сошла? Ты лучше!». Я всегда была для него лучше всех. Он вообще был замечательным мужем, любящим и заботливым отцом, хорошим хозяином...».

«После поездки на Кубу у Николая появилась кинокамера, – вспоминала Алла Дмитриевна. – Безумно редкая для нас в те годы «игрушка». И он так загорелся: дочек снимал чуть ли не ежеминутно » и дома, и на улице, и в гостях... Очень много снимал в семье наших друзей Бондарчуков: их дочку Аленку. Я была ее крестной матерью, а Ирина Скобцева – крестная нашей младшей Ариши».

«То, что я решилась родить двоих детей, в актерской среде считалось чуть ли не подвигом, – не раз говорила Алла Дмитриевна. – Правда, если б не моя мама, не знаю, как бы мы с Колей справились... Но я очень рада тому, что они у меня есть. Жаль вот только, что дочки по нашим стопам не пошли: одна работает на телевидении, другая окончила полиграфический техникум... Но, может, это и к лучшему: мы ведь с Колей в своей профессии всегда были людьми крайне зависимыми от чужой воли...»

Встречи с зарубежными коллегами

Алла Ларионова много ездила и по миру, и по стране: «И океан больше десяти раз пересекала! А фестивали всегда привносили в нашу жизнь фейерверки эмоций. Представляете, что было, когда в Советском Союзе впервые прошла Неделя французского кино, когда приехали Жерар Филип, Даниель Дарье, Николь Курсель?!.. А потом с ответным визитом послали в Париж нас. Людмила Целиковская, Сергей Бондарчук, Николай Черкасов, Элина Быстрицкая, Владлен Давыдов, ну и я...»

Рассказывали, что у Аллы Ларионовой был роман с Жераром Филипом... «Ох уж эти слухи! – не раз парировала актриса. – Да, мы симпатизировали друг другу. Он спросил, как меня зовут, потом с трудом произнес по-русски: «Алла Ларионова» и, указывая на себя пальцем, сказал: «А я – Жерар Филип». Однажды я назвала его «Жерарчик», а он в ответ: «Алчик». На прощальном приеме он написал на ресторанном меню такие строки: «Со мной сидит блондинка в платье голубом, и я в нее влюблен». Он мне нравился, он очаровывал. Но ближе к моему идеалу был Жан Габен, с которым, к сожалению, я не была знакома. Он в те годы был уже далеко не молод. Но в нем чувствовалась мужская сила. А это очень важно для женщины. Еще школьницей я увидела его в картине «У стен Малапаги». Этакий гриб-боровик... Я безумно его любила».

Аллу Ларионову часто в шутку называли специалистом по Южной Америке. Она исколесила ее вдоль и поперек. Как-то в Бразилии перед просмотром фильма она сидела с Сергеем Бондарчуком в кинозале. К ним подошла по тем временам необычно одетая – в брюках! – черноволосая женщина.

«Я знаю, вы русские, – сказала женщина. – Мне интересны ваши фильмы. А это твой жених?» – и она показала на Сергея. Потом мы узнали, что это была сама Анна Маньяни – королева итальянского кино».

Как-то в Аргентине Алла Ларионова была с показами «Садко». На прощальном банкете к столику подошла невысокая светловолосая женщина. Она остановилась и в пояс, по-русски, поклонилась: «Я подошла, чтобы выразить свой восторг вашей красотой! – сказала она. – Вас нельзя не заметить!.. Я – Мэри Пикфорд».

«Я вскочила со стула как ужаленная. Боже! Я столько о ней слышала! Потом она рассказывала о своих впечатлениях от посещения нашей страны, когда снималась в картине «Поцелуй Мэри Пикфорд», где ее партнером был Игорь Ильинский. Говорила, что на всю жизнь запомнила искренность, сердечность и доброту, с которой ее принимали в России... На прощание Мэри Пикфорд подарила мне свое фото – самый дорогой для меня подарок, который я привезла из Аргентины».

Из воспоминаний Ирины Скобцевой-Бондарчук

Вот что вспоминала об Алле Ларионовой Ирина Константиновна Скобцева-Бондарчук, народная артистка России:

«С Аллочкой мы никогда вместе не снимались. Но я очень долго находилась под впечатлением от ее игры, красоты, женственности после «Анны на шее». И помню одну деталь, очень личную. Когда меня зачислили в штат Театра-студии киноактера, мы еще не были с ней знакомы. Я пришла туда в первый раз и увидела возле большого зеркала в гардеробе Аллу. Она поправляла платок на шее, потом достала из сумочки духи «Кристиан Диор – Ма Гриф»... И весь ее облик в те минуты: пепельные волосы, роскошные глаза, вздернутый носик и аромат «Ма Гриф» соединились в моем восприятии Аллы. И первое, что я себе купила, выехав за границу, – духи «Ма Гриф»...

А некоторое время спустя мы подружились семьями. Мы жили в одном доме у метро «Аэропорт». Ходили друг к другу в гости, крестили друг у друга детей... Еще наши мужчины играли в шахматы. И здесь настойчивость и упрямство Бондарчука схлестывались со вспыльчивостью Рыбникова. У Сергея расчет был на стратегию и тактику, у Коли же – на стремительность и темперамент. Тем не менее ему редко удавалось переиграть Бондарчука...

Коля и Алла были одной из самых счастливых семейных пар, какие я только знаю. Алла за Колей была как за каменной стеной. И я с белой завистью смотрела на то, как Коля устроил быт и взял на себя многие из тех обязанностей, которые в нашей семье лежали на моих плечах. Вы бы видели, как он отделал их новую пятикомнатную квартиру! Таким мужчиной, да и вообще этой парой, невозможно было не восхищаться».

Дальнейшая работа в кино. 60-70-е годы

Судьба распорядилась так, что актриса попала в кино в тот период, который критики прозвали грустным словом «малокартинье». Поэтому и киноработ у нее немного, но, безусловно, основные ее роли – в картинах классического репертуара – стали событием в истории советского кино. Но в 60-е годы главных ролей в костюмных фильмах кинодиве больше не предлагали.

Ларионова по-прежнему снималась, не пренебрегая даже эпизодическими ролями. Оказалось, что этой красавице вполне под силу и роли характерные, требующие немилосердного изменения внешности. «В фильмах, – вспоминала Алла Дмитриевна, – я перевоплощалась, как того требовала роль. Например, в картине «Дикий мед» (1966) меня вообще сделали дурнушкой. Я перед съемкой носик припудрю, губки с ресничками подкрашу, а режиссер придет, из лужи грязи зачерпнет в ладонь и мне этой грязью по лицу. И в кадр. Чтобы, значит, жизненной правды добиться. Фильм-то о войне, где моя героиня – фронтовой корреспондент. Я на съемках и в лужах валялась, и в окопах ползала, а вокруг танковые атаки, гарь, взрывы, смрад. Конечно, тут уж не до красоты было».

С этой ролью у Аллы Дмитриевны была связана смешная история. Одетая и загримированная, она столкнулась в коридоре киностудии с Рыбниковым. Сначала они ехали вместе в лифте, потом он заглянул в комнату, которую занимала творческая группа картины. Ларионова подошла сзади и измененным голосом сказала: «Николай Николаевич, звонила Алла Дмитриевна, просила Вам передать, что обед в холодильнике». Он повернулся, посмотрел, поблагодарил и... пошел прочь. Жену он не узнал.

В 70-х годах творческая карьера Рыбникова и Ларионовой пошла на спад. На смену им пришли другие молодые красивые актёры, но надежды вернуться в кино они не теряли. Были какие-то картины, но все они в основном проходили незамеченными, и Алла Дмитриевна практически оставила кино. Наверное, это был сознательный шаг – ведь красота и молодость уже ушли.

Когда актрису спрашивали о несостоявшихся ролях, она отвечала: «Я жалею только об одном: мне не дали сняться в фильме Чарли Чаплина». Чаплин очень хотел снять Аллу Ларионову, но даже великий режиссёр и актер не смог пробить косность советских чиновников от кинематографа.

Смерть Николая Рыбникова

В последние годы жизни Рыбников очень тяжело переживал отсутствие работы: в ролях сталеваров и монтажников-высотников его уже не снимали – потребности в таких образах не было, а на возрастные роли он психологически перестроиться не мог, а может быть, и не хотел. Он начал выпивать. Полнел и время от времени вынужден был садиться на диету. Но ролей все равно не было...

Незадолго до смерти Рыбникову предложили роль в англо-русском фильме. Он очень обрадовался, похудел, начал учить роль на английском языке. Но, к сожалению, ничего из этого не получилось... Николай Николаевич чувствовал себя все хуже, перенес на ногах микроинсульт. Он умер так же тихо, как и жил, 22 октября 1990 года – просто не проснулся. И Ларионовой надо было привыкать жить одной...

Жизнь без мужа

Она пережила мужа почти на 10 лет. Оставаться в доме, где все напоминало о Коле, не было сил, и Алла Дмитриевна поменяла роскошную пятикомнатную квартиру у метро «Новослободская» на двухкомнатную хрущевку. Переехать-то переехала, а вещи долго разобрать не могла – так они и стояли в коробках, и подружки грозились прийти и, выдворив хозяйку за дверь, навести порядок. А Ларионова просто не успевала заняться домом – вместе с вахтанговскими актерами Вячеславом Шалевичем и Марианной Вертинской колесила по стране со спектаклем «Деньги, коварство и любовь», где ей досталась роль, которую раньше играла Людмила Целиковская. Говорят, она искала спасения в работе. Возможно. Но, скорее всего, сидеть без дела, предаваясь воспоминаниям, просто не могла.

Алла по-прежнему любила принимать гостей, устраивая девичники для своих подружек. Жила жизнью и проблемами дочерей, которые до конца жизни опекали маму и называли ее ласково Мусиком. Много курила, а вот выпить любила чуть-чуть – для настроения. Она не позволяла себе расслабиться, всегда выглядела ухоженной, элегантно и со вкусом одетой. Продолжала лихо водить машину – это всегда в отличие от домашнего хозяйства было любимым ее занятием.

У нее всегда жили собаки – стоило умереть одной, как тут же заводили другую. Только одну, карликовую болонку Каплю, пришлось отдать. Собака, которую Ларионовой подарили на съемках фильма «Ко мне, Мухтар!», считала Аллу Дмитриевну своей собственностью и никогда с ней не расставалась. Даже когда актриса была за рулем, собака сидела у нее на плече. Однажды на крутом повороте Капля просто выпала в окно. Пока болонка ревновала Ларионову к мужу и даже рычала на него, ее терпели. Но когда Капля стала кусать детей, с ней пришлось расстаться.

Рядом с пятиэтажкой, в которой жила Ларионова, построили многоэтажный дом. Она очень хотела получить в нем квартиру, и в Моссовете ей пообещали – все-таки знаменитая актриса. А потом чиновники запросили 30 тысяч долларов... У нее не было таких денег: актриса жила очень скромно – на пенсию чуть больше 500 рублей. Говорят, Наина Ельцина предлагала помощь, но Алла Дмитриевна отказалась.

Она умирала дважды

Вообще-то она умирала дважды. Возвращаясь с гастролей на самолете, вдруг почувствовала себя плохо и потеряла сознание. Ее уложили в проходе между креслами, дали нитроглицерин, который нашла в ее сумочке Нонна Мордюкова, расстегнули воротник блузки. Не сразу, но она вернулась... Говорят, что когда Ларионова открыла глаза, актриса Валентина Титова предложила: «Алла, сними парик (в последнее время Ларионова его носила), легче будет!». Но актриса прошептала: «Если умирать, то только в парике!». Когда самолет приземлился, в аэропорту его встречала машина «скорой помощи»: летчики передали на землю, что Алла Ларионова умерла. Ей сказали тогда, что это добрая примета и жить она теперь будет долго-долго...

Она умерла 25 апреля 2000 года, в Страстную неделю, перед Пасхой. За несколько дней до смерти Алла Дмитриевна получила в подарок жука-скарабея и очень обрадовалась доброй примете, сказала: «Я сейчас во все верю, мне так нужно здоровье!». Накануне в половине двенадцатого ночи соседи видели, как она курила на балконе. Легла спать, как обычно, с сеточкой на волосах и двумя крупными бигуди на челке. Ларионова умерла во сне от обширного инфаркта. Ей было 69 лет. Говорят, что такая смерть уготована только праведникам и ее надо заслужить...

Алла Ларионова не дожила до своего 70-летия почти год. Дочери, перепуганные тем, что мама не появилась у врача, к которому собиралась, и не отвечает на телефонные звонки, бросились к ней домой. Алла Дмитриевна лежала в постели на боку, свернувшись калачиком, будто спала. Ее похоронили на Троекуровском кладбище рядом с Николаем Рыбниковым.

P.S.: 19 февраля 2001 года ей должно было бы исполниться 70 лет. В день рождения Аллы Дмитриевны, на доме, где прошли последние годы ее жизни (Банный переулок, дом №7), была открыта мемориальная доска. Инициатором этого события стала Гильдия актеров кино России.

Звание

Народная артистка РСФСР (1990).